сегодня 16 января, суббота. Но и это пройдет... Впрочем, я лгу.


Disclaimer · Новости · Отзывы · Ссылки ·
Контакты · Добровольные пожертвования

Мой дневник

Мой дневник




Поставьте к себе на сайт баннер:

Код:
<a href="http://alokis.com" title="Алеша Локис. Запретные влечения"><img src="/Images/banner88x31a.gif" alt="Алеша Локис. Запретные влечения"></a>
еще варианты:


Мои друзья:
Нимфетомания

Русская эротика

Три смерти



 2345678910

1

Пролог

Кладбищенский бомж Соколик паломничал по свежим захоронениям. Старые дед знал чуть ли не наизусть: помнил не только имена с фамилиями, но даже и многие календарные даты, поскольку как раз по этим датам — не считая общепринятых дней памяти усопших — можно было срубить подаяние.

С вечера заготовили могилу на седьмом берёзовом участке, уже третью по счету за последнюю неделю. Значит, покойника ждали утром. Но был уже полдень, а процессия не появлялась. И только в половине второго из-за поворота аллеи показался траурный экипаж; тут же подоспели рабочие. Из автобуса вынесли небольшой гробик и поставили на низкие козлы.

Провожающих была сущая прорва. Лица взрослых несли скорбь, страдание, неподдельную боль и возмущение беспощадной несправедливостью повода, их собравшего. В глазах детей читалось непонимание или даже удивление: отчего вдруг человек ложится спать весёлым и тёплым, а просыпается грустным и холодным. И не встаёт завтракать. И не просит какао с миндальным пирожным. И вовсе не открывает глаза. Не может быть, что это случается с каждым. Ну, уж со мной такого точно не будет. Не может произойти никак...

Соколик притёрся к провожающим, навострив уши, ноздри и все волосинки своего организма — как будто выдвинул антенны встроенных локаторов на манер улитки, — оставив отстранёнными лишь глаза, обратив взгляд внутрь себя: всё происходящее он видел теперь нерезко — будто в желейном июльском мареве, струящемся снизу вверх — от нагретого солнцем чернозёма к нежно-голубому куполу небесного свода.

Сейчас же он понял, что хоронят девочку лет одиннадцати-двенадцати, умершую насильственной смертью примерно неделю назад. Гроб не открывали, так как усопшую прежде отпели в храме — процессия прибыла сюда после панихиды. За телом, как это обычно бывает, следовало облачко: оно то обволакивало гробик, образуя мутноватый кокон, то собиралось над — в шарообразный сгусток пространства, который неспешно дышал, растягиваясь в разных направлениях, походя на некое биологическое тело в форме эллипсоида, непрерывно меняющего очертания.

Он был почти прозрачен, но имел лёгкий цветовой тон, плавно переходящий от розоватого к сиреневатому, потом поочерёдно голубел, зеленел, желтел, оранжевел и, пройдя фазу белесоватости, вновь розовел — всё это медлительно, в задумчивом ритме траурного марша. Иногда облачко редело, увеличиваясь в размерах и окутывая толпу присутствующих, — тогда оно снисходило и на Соколика, касаясь его ушей, ноздрей и иных антенн.

Да, девочка, — уверился в своих ощущениях кладбищенский нищий. — Маленькая женщина, подрастающий ребёнок. Недоросль, несмышлёныш, глупыш. Жадный однако до жизни зверёныш. Такие нередко попадают в ловушки, ведомые любопытством либо неистовым своим инстинктом. А ведь поди ж ты: девственна, как Христова невеста. Белоснежна…

Когда рабочие продёрнули под гроб лямки, приподняли его и, едва покачивая, опустили в яму, облачко обратилось столбиком, стоящим над землёй и похожим на вертикальный сноп слабо-белого света — эманацию, исходящую от тела погребённой. И когда в могилу посыпались комья земли, глухо стукаясь о крышку гроба, столбик стал худеть, быстро истончаясь, в то время как верхняя его часть расплылась в пухлую шляпку, так что получился белёсый гриб, напоминающий облако ядерного взрыва — такие показывают в учебных фильмах по гражданской обороне — только поменьше.

И по ходу того, как могильщики закидывали яму землёй, шапка гриба всё более росла, а ножка худела, превратившись под конец в нитку. Когда же служители церемонии соорудили холмик с дощатым крестом в изголовье, мерещилось, будто силуэт креста являет собой скелет этого грибообразного сгустка света, вибрирующего над свежим захоронением. Холмик обложили цветами и веночками с черными атласными лентами: Дорогой доченьке от мамы с папой; Маринке от одноклассников школы №71; Мариночке от бабушки с дедушкой — любим, скорбим, помним.

Под крестом поставили крупное фото хитроглазой девчонки с двумя озорными хвостиками. Надпись на временной фанерной табличке гласила: Смирнова Марина, 01.04.1999 — 03.07.2010. Одна припозднившаяся семья торопливо возложила венок с лентой: НЕЗАБУДИМ НИКОГДА. Дима, Катя, Света Ткаченко. Некоторое время провожающие ещё толпились подле, чуть заметно переминаясь с ноги на ногу и чуть слышно переговариваясь односложными предложениями: обещали дождь — угумм — автобус до дома — угумм — поминки — угумм, — все они, казалось, прячут голову в организационные хлопоты.

По мере того, как над их макушками марево таяло, Соколик всё полнее втягивал его в себя, концентрируя над самым темечком, как если бы постепенно совмещал свою фигуру с могильным крестом. Когда же прозвучали последние императивы: ну, пора — надо в автобус — поехали, — совпавшие случайно с первыми каплями начинающегося дождя, и толпа поспешно превратилась в цепочки, потянувшиеся тропинками к экипажу, Соколик полностью овладел колышущимся облачком, которое продолжало дышать и вибрировать, изменяя окружающий пейзаж, но теперь было привязано к его собственному телу.

Прочти — слепоты куриной и маков набрав букет — что звали меня Мариной, и сколько мне было лет, — всплыла строфа стихотворения, произнесённая детским голосом. — Сорви себе стебель дикий и ягоду ему вслед — кладбищенской земляники крупнее и слаще нет, — голос звучал в ушах старика, ритмично барабанил каплями дождя по его голове и стекал по лицу. Он остался один возле новой могилы, окутанный шлейфом того, что осталось от девочки — её новорожденным призраком, — Соколик стоял над холмиком, перечитывая чёрные буквы на фанерной табличке — до тех пор, пока не вобрал в себя целиком эту жизнь и эту смерть.

Он понимал про эту жизнь и эту смерть больше, чем все провожавшие, то есть проводившие — уехавшие уже восвояси. Впрочем, про этих людей он тоже знал кое-что важное: оставшиеся жить всегда жалеют самих себя, ибо ушедшие — безвременно или своевременно — обретают абсолютную свободу от дел земных и забот — от мирских сует. Недаром скажут про усопшего: отмучился. Провожавшие же идут мучиться дальше — окунаться в суету отложенных своих партий с подпирающими цейтнотами и неминуемыми жертвами: кругом одни угрозы.

А вот перед ним они — отмучившиеся, получившие подлинную независимость от несовершенств мира сего с его искусно изобретёнными искусственными правилами игры, с королевскими гамбитами и сицилианскими защитами, переходящими нередко в схевенинген. С просчётами начинающих и прозорливой предусмотрительностью матёрых мастеров многоклеточных полей. Ядерный гриб, поглощённый стариком, оторвал его от земли и стал плавно подымать вертикально вверх над могильным холмиком, над крестом, над опустевшей аллеей, над всей площадью кладбища, разбитой на клетушки могил.

В какой-то момент ему показалось с высоты птичьего полёта, что кладбищенский косоугольник с тёмными и светлыми квадратиками оградок похож на шахматную доску, а установленные внутри них надгробные камни напоминают расставленные фигуры, застывшие в позициях недоигранных партий, но он откинул это заблуждение, поскольку разумел: игра ведётся вне этой заповедной территории — среди живых, — тут же наоборот простирается полоса отчуждения, куда складывают вышедшие из игры фигуры — своевременные и безвременные жертвы реальных сражений: белых против чёрных, красных против зелёных, жёлтых против фиолетовых — условно: одних против других с тех бесчисленных турниров, коими изобилует жизнь homo sapiens...

Кладбищенский нищий Соколик всё ещё стоял под крупными редкими каплями июльского просветляющего дождя. Три свежие холма с не увядшими ещё цветами видел перед собой старик; три временные таблички стояли перед ним: с именами одиннадцатилетней девочки Марины Смирновой и двух мужчин, по странности обстоятельств ровесников, покинувших этот мир в возрасте тридцати трёх лет от роду: слева от неё покоился некто Эльсомов — поэт и педагог, справа — безвестный инженер по неназванному оборудованию Леон Игнатович Смыслов.

Чудно, однако, — рассуждал старик. — Многие думают, что белые начинают и выигрывают. Иные уверовали в преимущество ответного хода — чёрные, не раскрывая своих намерений, пользуются тем, что сделанный белыми ход не берётся назад. Но все в игре: инженеры и директоры, педагоги и дети, курьеры и следователи, подозреваемые и осуждённые. А где идёт игра — цугцванг неизбежен: раньше или позже наступает момент, когда любое телодвижение чревато ухудшением положения. Оказавшись в котором каждый, сожалея, вспомнит о вероятной некогда ничьей. Хотя бы даже китайской.

* * *


 2345678910

Архив новостей

25.04.20 COVID-19: кому это выгодно?
02.05.13 Безусловная польза регулярной половой жизни
09.03.09 Anastasia Chernyavsky Photography
08.03.09 Алиса в Коробке со специями
07.03.09 Весна. Истома... Секас?
Disclaimer · Новости · Отзывы · Ссылки · Контакты · Добровольные пожертвования
Митя и Даша · Последняя жизнь · Чепухокку · Электрошок · Пазлы · Процедурная · Божья коровка · Лолка · Доля ангела · Эффект бабочки · Эбена маты · Андрей Тертый. Рождество · Хаус оф дед · Поцелуй Родена · Белые крысы · Маслята · Смайлики · Три смерти · Ехал поезд запоздалый · Гиперболоид инженера Яина · Стилофилия · Школьный роман · Родинка · Лихорадка Эбола · Красненькое оконце · Версия Дельшота · Смертное ложе любви · Bagni Publici · Смерть Междометьева · Пелевин и пустота · Сладкая смерть · Happy End, наконец! · После карантина · Живые лайки · Беллочка · Что значит играть
В оформлении использованы работы САЛЛИ МАНН, ТРЕВОРА БРАУНА, ДЖОКА СТАРДЖЕСА, РЮКО АЗУМЫ, СИМЕНА ДЖОХАНА, МИХАЛЬ ЧЕЛБИН и других авторов, имена которых нам не известны, но мы будем признательны, если вы сообщите их в редакцию сайта.
Copyright © , 2008-2020.
При использовании текстов прямая активная ссылка на сайт обязательна.
Все права охраняются в соответствии с законодательством.